История жизни академика Сахарова — это послевоенная история Советского Союза, диссидентского движения и борьбы за права человека. Приуроченная к столетию со дня рождения Сахарова выставка открылась 7 мая в Париже перед зданием городской мэрии. Ее проводит французский «Мемориал» в партнерстве с парижским муниципалитетом и Европарламентом. Русская служба RFI встретилась с организаторами выставки и свидетелями истории.

Фотографии академика Сахарова, диссидентов Анатолия Марченко, Мустафы Джемилева и других  советских правозащитников на месте публичных казней государственных преступников, бывшей Гревской площади, это символично. «В этой выставке вообще много символов, — говорит RFI вице-президент французского «Мемориала», профессор французской Высшей школы социальных исследований Ален Блюм. — История академика Сахарова, это история советского века. Вернее, его послевоенного периода. История мощи СССР, холодной войны, построения атомной бомбы. Но также и история борьбы за права человека и за саму науку историю, вплоть до создания «Мемориала». Сахаров был ребенком войны, а умер за два года до крушения СССР. Он был значительной личностью со всех точек зрения, и, прослеживая его жизнь, можно изучать историю».

Экспозиция представлена под открытым небом прямо перед зданием парижской мэрии. В период пандемии это было оптимальное решение — выставочные залы закрыты, собираться группами запрещено, — говорит Саша Кулаева, правозащитница и преподаватель парижской Высшей школы политических наук Sciences-Po. — Мэрия, когда к ней обратился французский «Мемориал», смогла все организовать в самые короткие сроки, спасибо ей большое».

Если рассматривать экспозицию в хронологическом порядке, то одни из первых изображений — Сахаров и академик Игорь Курчатов, а рядом — карта советских ядерных испытаний под открытым небом. «Именно испытания атомной бомбы в Семипалатинске заставили Сахарова начать борьбу с советской ядерной мощью, в создании которой он принимал активное участие, — продолжает рассказывать Ален Блюм. — Вначале он был очень советским человеком и работал над бомбой, потому что стремился к миру (существовавшая в ту эпоху идея международного равновесия и безопасности — RFI). Но он был великим физиком,  стал академиком в 32 года, это уникальный случай, и после испытаний в Семипалатинске ему стала понятна опасность технологий. Он осознал,  что это опасно для людей, и что СССР не будет их защищать. И не только СССР, но и и США, да и другие тоже. И тогда он включился в борьбу — сначала за открытые дебаты, без которых защита невозможна, а потом и за права человека.  Это ведь тоже история ХХ века, рассказ о том, как общественное мнение способно участвовать в истории, даже в такой авторитарной стране, как СССР».

«Физика — его первая любовь»

Диссидентский путь лишил Сахарова академических привилегий, об этом часто вспоминают, когда говорят о его нелегком выборе. Но этот выбор, прежде всего, лишил его профессии. О том, как важны были для Сахарова его научные исследования, вспоминает Николай Милетич, в пору их знакомства молодой корреспондент AFP в Москве. «Андрей Дмитриевич был очень занятой человек, и использовал каждую возможность, каждую минуту, для работы. Физика была для него чрезвычайно важна, это была его первая любовь».

Сам Милетич оказался одним из персонажей выставки. Он есть на фотографии, где запечатлена пресс-конференция для иностранных журналистов на московской квартире Андрея Сахарова и Елены Боннэр (в этом году также исполняется десять лет со дня ее смерти). «Он устраивал такие конференции, чаще всего не для себя, а для других. Если бы к журналистам обращался он сам, то все писали бы, конечно, именно о нем, он уже был знаменитостью. А, например, Таня Великанова (Татьяна Великанова — математик, советская диссидентка, одна из организаторов «Хроники текущих событий» — RFI) или  Наум Мейман (физик, диссидент, активист отказнического движения, участник Московской Хельсинкской группы — RFI) были не так известны, и им надо было дать слово».

Не каждому удавалось устраивать дома такие встречи с журналистами, — продолжает Милетич. — Сахарова с его международной репутацией советским властям приходилось терпеть, это была тоже своеобразная  «привилегия». Но и после таких встреч шины у корреспондентских автомобилей часто оказывались проколоты, — «ну что ж, юмор у них такой», вспоминает журналист. Как и можно было ожидать, знакомство с диссидентами окончилось для молодого корреспондента высылкой из СССР. «Отвальную» ему устраивала Елена Боннэр, «привилегия» Сахарова к тому времени перестала существовать, академика сослали в закрытый город Горький.

«Все, конечно, хотели знать, как он там живет, в каких условиях. Хотелось видеть фотографии. Понятно было, что сделать их может только Елена Георгиевна, ей еще разрешали тогда возвращаться в Москву. Но была существенная проблема, у нее было очень плохо со зрением после военной контузии. Как она будет фотографировать, если у нее стекла в очках, как в иллюминаторе самолета? Тогда я взял для нее у младшего брата детский фотоаппарат. Проще не бывает, — нужно было просто поставить его на «солнце» или «тучу» и нажать. И у нее все отлично получилось. Я эти фотографии передал в Париж, и они вышли в L’Express и еще где-то. Где — не знаю, задать такой вопрос по телефону было невозможно. (Одна из фотографий на выставке снята этим фотоаппаратом — RFI). А потом Елену Георгиевну тоже выслали в Горький, и связь прервалась, я был уже в Париже». — Но самым сильным воспоминанием для корреспондента AFP стала другая встреча с Сахаровым.

 «Это было году в 1979. Вдруг в офис звонок, Андрей Дмитриевич – «Коля, приезжайте, тут у меня сидит одна женщина, татарка из Крыма, она с 10-летним сыном, ситуация трагическая, приходите». — Я приехал, наш офис был недалеко. И вот я сижу, задаю вопросы, и понимаю, что еще до меня Сахаров уже час слушал эту бедную женщину, которая рассказывает через слезы свою историю. И снова со мной,  внимательно и очень терпеливо он ее выслушивает и задает вопросы. Я, в конце концов, спросил, чем можно помочь, может быть, дать денег, а он говорит «нет-нет, я теперь буду этим заниматься, попробую найти ей жилье, где она сможет какое-то время пожить».  И я подумал — вот передо мной всемирно известный человек, великий физик, и он находит два часа своего времени, чтобы помочь абсолютно незнакомому человеку. Это была очень сильная картина. Для меня это был урок, как себя надо вести в жизни. Для молодого человека и молодого журналиста, это запоминается».

Воспоминания, на этот раз детские, связывают с Сахаровым и одну из организаторов выставки, правозащитницу и преподавателя парижской Высшей школы политических наук Sciences-Po Сашу Кулаеву:

«Мои родители были хорошо знакомы с Сахаровым, оба и независимо друг от друга. Мой отец, Борис Кулаев, был 1924 года рождения, и их знакомство с Еленой Боннэр началось с юных лет, а моя мама, Ноэми Ботвинник, была активной участницей диссидентского движения.  Мама часто ходила к Сахаровым в Москве, и я бывала там с ней, а когда их выслали, она встречалась с соратником и коллегой Андрея Дмитриевича Наумом Мейманом. Он, в частности, присматривал за сахаровской дачей, и мы ездили на эту дачу. Папа однажды по просьбе Сахарова отправился к Боннэр справиться о ее здоровье, и попал в самый разгар пресс-конференции, которую она давала иностранным журналистам. У папы списали паспортные данные, а затем выгнали из института, в котором он работал. Когда Сахарова выпустили, это было огромное событие, я его помню еще и потому, что он подарил мне свою подписку National Geographic. И послал ее в Москву посылкой с того самого, знаменитого горьковского адреса. А когда посылка пришла, все журналы оказались истыканы спицами, в ней что-то искали».

Голос Парижа, голос Европы

«Как всем «диссидентским детям», мне были очень дороги эти воспоминания, — продолжает Саша Кулаева. — И когда, уже в Париже, я начала работать в правозащитной ассоциации FIDH, то, копаясь в ее архивах, обнаружила и скопировала документы кампании в поддержку Сахарова и других диссидентов. Французские математики, биологи, физики переводили и перепечатывали его призыв к коллегам о помощи. Обращения печатались и в маленьких, почти самиздатских ассоциативных журналах, и в центральной прессе, в Le Monde и других газетах. Так что символично, что наша выставка проходит в Париже. И хотя это и не единственный город, помогавший советским диссидентам, но парижский голос в то время звучал громко».

Сегодня этот голос звучит уже не так, считают организаторы выставки. «Тогда он был сильнее в десять раз,  если не в сто, — говорит Николя Милетич. —Начиная с 1970-х годов, с момента, когда Джимми Картер стал президентом США,  тема прав человека наряду с разоружением стала одной из важнейших тем  в отношениях между Западом и СССР. Не будем забывать, что тогда действовали жесткие санкции. Еврейская эмиграция стала возможна только благодаря им. Были конференции — Хельсинкская, Белградская, Мадридская, — давление Запада было постоянным, и не только со стороны США, но и Европы. Сегодня все это на другом уровне. Западные лидеры выражают озабоченность, когда голодают Сенцов или Навальный. Понятно, что ничего не говорить нельзя. Но возможно, мы вернемся к более радикальной позиции Запада. Все, в конце концов, зависит от того, как будет развиваться ситуация в России».

«Линия выставки очень простая, это жизнь Сахарова, — продолжает Ален Блюм. — Но на этой линии есть этапы, в том числе те, что выходят за пределы советской истории и касаются истории европейской. Сахаров был очень европейским человеком. Для него Россия и даже СССР были, несомненно, частью Европы. И он был человеком, боровшимся за открытый мир».

Выставка, приуроченная к столетию диссидента, носит название «Права человека в сердце Европы». На одной из фотографий Сахаров запечатлен вместе Мишелем Рокаром, в ту пору премьер-министром Франции, и Лехом Валенсой. «Это тоже символ, — продолжает историк, — это связь между Россией, Польшей и Францией. Франция была страной, олицетворявшей права человека. А Валенса был человеком, стоявшим у истоков открытия Европы». Партнером выставки стал Европарламент. Экспозицию завершают предоставленные им портреты лауреатов ежегодно присуждаемой Сахаровской премии «За свободу мысли».

«Самым недавним лауреатом стало белорусское движение за свободу, поразившее весь мир, до сих пор так мало знакомый с Беларусью,  —  продолжает Саша Кулаева. А первым лауреатом был  Анатолий Марченко, погибший от голодовки в Чистопольской тюрьме уже при последнем издыхании СССР  Сахаров понимал, что своим освобождением обязан именно ему. Марченко требовал освобождения всех советских политических заключенных. И во время знаменитого звонка Горбачева в Горький, когда генсек КПСС разрешил Сахарову вернуться, тот тоже сказал: «У меня недавно погиб близкий друг. Прошу вас освободить всех политических заключенных». Анатолий Марченко получил Сахаровскую премию посмертно и одновременно с Нельсоном Манделой, который в то время продолжал держать голодовку в тюрьме. Я хорошо помню, как уезжал поезд в Страсбург с вдовой Марченко Ларисой Богораз и их сыном Пашей, которые отправлялись на несколько дней получать премию, и сколько народу пришло на платформу. Этот уходящий поезд остался символом уходящего времени и радикально менявшейся ситуации».

«Снова те же суды»

Фамилии современных российских оппозиционеров и жертв режима возникают при упоминании Сахарова органично. «У нас есть фотография, — говорит Ален Блюм, — на которой Сахаров изображен перед зданием суда над Юрием Орловым (физик, правозащитник, советский диссидент, основатель Московской Хельсинкской группы — RFI). Когда я ее увидел, то первым делом подумал, насколько она актуальна. Те же суды. Снова люди, которые хотят участвовать в общественной жизни, выходят на улицы, на демонстрации. Или еще на одной фотографии Мустафа Джемилев (советский диссидент, правозащитник, лидер крымскотатарского освободительного движения — RFI). Когда подумаешь — крымских татар депортировали в 1944. С момент этой фотографии прошло сорок лет. А Джемилеву снова запрещен въезд в Россию. И это тоже история, которая и нанизывается на историю века, и связана с жизнью Сахарова. Сахаров много занимался судьбой крымских татар. Он и в этом тоже, как я сказал, дитя войны. И все, что он делал, актуально сегодня — к сожалению. После конца СССР была надежда на перемены, но вот уже двадцать лет, как все повернуло назад. В России очень авторитарная власть, но и не только в России, в Венгрии, Польше и в других странах тоже».

Кроме Сахарова, кроме других советских диссидентов и оппозиционеров, на выставке есть и еще один герой, — сам «Мемориал». «Память, воспоминания, чествования становятся в последние годы новым полем битвы, — напоминает Ален Блюм. — Россия ужесточает законодательство «о памяти». Нам было важно показать, какую важную роль Сахаров сыграл в создании «Мемориала». Эта организация показала реальную историю СССР, все историки в мире хорошо осознают его значение. Но «Мемориал» это также борьба за права человека. И Сахаров, который выступал за науку еще во времена его противостояния Лысенко, хорошо понимал связь между этими двумя сторонами деятельности. Доказательством тому — его борьба за права крымских татар, ее невозможно отделить от истории Второй мировой войны. А сейчас для «Мемориала» настало сложное время».

Рассказ о Сахарове снова возвращается к актуальным событиям. «Параллель с сегодняшним днем существует, — говорит Николя Милетич. — Снова те же требования и те же ответы со стороны властей. Но сейчас другая эпоха и другие люди. Диссидентство не было движением в смысле обладания членским билетом. Это была среда, были люди, которые правомерно считали, что они должны быть свободны. Очень разные люди, — Александр Лавут (математик, советский диссидент, политзаключенный — RFI), отец Глеб Якунин (священник РПЦ, основатель Апостольской православной церкви — RFI) многие другие, — но их объединяло именно это, они считали себя свободными».

«Вспомнить об Андрее Дмитриевиче Сахарове в связи со столетием,  — продолжает Саша Кулаева, — это подвести итоги деятельности  тех, кто боролся за права человека в СССР. Но и, к сожалению, поднять вопрос о том, что итоги подводить рано. Хочется сказать «Сахаров, вернитесь!»

Вся выставка на сайте Европарламента.

Автор: Гелия Певзнер

Источник: RFI, 8.05.2021

Глеб Якунин, Юрий Орлов, Натан Щаранский, Анатолий Марченко, Александр Гинзбург, Наум Мейман, Лариса Богораз, Елена Боннэр, упоминаемые в статье, были членами Московской Хельсинкской группы. — Прим. МХГ. См. подробнее