Russian English
, , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , ,

Правозащитники: К четвертой волне коронавируса наши тюрьмы не готовы



Пандемия повлияла не только на жизнь на свободе, она сильно ударила и по тем людям, которые сейчас находятся в заключении. Были переполнены СИЗО, в некоторых учреждениях люди были лишены средств защиты, а попасть к врачу стало еще труднее, чем обычно. О проблемах в местах заключения разговор с председателем правозащитной общественной организации из Йошкар-Олы «Человек и Закон», лауреатом премии Московской Хельсинкской группы Ириной Протасовой и руководителем правозащитного проекта «Женщина. Общество. Тюрьма» Леонидом Агафоновым.

Автор:  women-in-prison.ru

— На что сейчас жалуются подследственные и заключенные? В период эпидемии количество жалоб изменилось?

Ирина Протасова: Что касается обращений в нашу организацию, то за последние полгода почему-то количество жалоб сократилось. Причем существенно. Может быть, это связано с ковидными требованиями. На что жалуются? Что родственников из-за пандемии какое-то время не пускали на свидания. Традиционно большое количество жалоб на оказание медицинской помощи в местах лишения свободы. Добавлю, что наш регион — Марий Эл —  относительно спокойный в этом плане, мы тут уже 20 лет работаем в системе исполнения наказаний. Раньше у нас были очень хорошие просветительские программы по правам человека для сотрудников. Сотрудники, которые проходили обучение по этим программам, сейчас возглавляют пенитенциарные учреждения. 

Я всегда привожу пример работы начальника нашего следственного изолятора, в котором на протяжении уже двух лет не было ни одной смерти. Это значит, что начальник правильно расставляет приоритеты в работе. И ОНК хорошо в республике работает. Итогом такой работы стали более или менее хорошие условия содержания под стражей. Об этом говорят не только правозащитники, но и другие осужденные, которые отбывают в другие регионы. Проблемы, которые волнуют заключенных республики Марий Эл, те же, что волнуют заключенных и по всей России: нехватка средств для оказания медицинской помощи, невыезд к гражданским врачам, вопросы, связанные с инвалидностью, задержка выдачи средств индивидуальной реабилитации и отказ сопровождения заключенного на операцию.  Но я скажу, что жалоб на прямые издевательства или на унижение человеческого достоинства в большом количестве нет.

Из других регионов к нам тоже обращаются. У нас есть дело из Пермского края, где с условиями и отношением к заключенным похуже. Есть проблемы с предоставлением доверенности на право защиты. В нашем регионе эта проблема уже отработана, начальники колонии подписывают доверенности. А в Пермском крае все гораздо сложнее. И с медициной большие сложности. Сейчас одно дело, касательно дискриминационного отношения врачей к заключенному, ушло уже в Европейский суд по правам человека.

На фото лауреат премии Московской Хельсинкской группы Ирина Протасова. Из личного архива Ирины Протасовой

Леонид Агафонов: Больше всего жалоб по медицинским проблемам. Здесь несколько аспектов. Первый аспект—  невозможность получить медицинскую помощь в колонии. Мы как раз на семинаре обсуждали получение медпомощи и АРВТ-терапию для ВИЧ-позитивных людей в следственных изоляторах. Это связано с тем, что для получения терапии нужен врач-инфекционист. Когда этот врач приедет, непонятно. А у нас в заключении около 10% заключенных с ВИЧ. В тех же Крестах, около 400 человек. И 400 человек врач физически просто не сможет принять. Врачу придется несколько раз приехать, чтобы оказать квалифицированную медицинскую помощь.  Врачи иногда увольняются, не выдерживая такой нагрузки. Потому визит может растянуться на несколько месяцев.

Другая проблема — оказание первой медицинской медпомощи именно в колониях, потому что специалистов там нет, а для того, чтобы довезти заключенного к врачу или врача привезти, ресурсов нет. Например, в питерской больнице имени Ф.П. Гааза всего 132 места. И туда еще везут людей из разных регионов. Чтобы попасть туда, нужны серьезные основания. Операция или срочная медпомощь. 

Еще одна проблема — недавно у нас случай был. Женщина в колонии-поселении, она отбывает срок вместе с мужем, родила ребенка. И его у нее отобрали. Сотрудники УФСИН вызвали органы опеки в роддом, чтобы отобрать ребенка для дальнейшего этапирования женщины в колонию-поселение. Хотя по закону, люди, отбывающие наказание в колонии-поселения, могут находиться не только на территории колонии, но и в том же муниципальном округе. По факту  сотрудники УФСИН нарушили закон и не хотят за это отвечать. Я всегда удивляюсь, почему в таких случаях не появляются ни СК, ни прокуратура. Ребенок не будет получать молоко, то есть, нарушены права ребенка. И никто на это не обращает внимания. Причем подобное происходит не впервые, мы постоянно ведем таких женщин.  Колония, где могут находиться женщины с детьми, расположена далеко, в  Красноярском крае. И чтобы этапировать ребенка в Красноярский край, нужно место. А колонии-поселения не принимают женщин с детьми. И получается, что ни мать, ни ребенок, не могут получить какую-то помощь от надзорных органов, которые занимаются соблюдением прав.

В связи с пандемией коронавируса люди стали жаловаться, что вначале из-за ограничений к своим подзащитным даже адвокаты не смогли добраться. Даже до тех подзащитных, которые находились в критическом состоянии.  Некоторые адвокаты подавали иски в суд и даже выигрывали. В период пандемии суды работали только над делами о продлении сроков задержания. Они не рассматривали другие дела. Потом система немного нормализовалась.

Леонид Агафонов. Из личного архива Леонида Агафонова

— Как пандемия повлияла на условия содержания заключенных в СИЗО и колониях?

Ирина Протасова: Как раз в период пандемии мы проводили исследование, в которое попали 13 регионов о доступе к суду в местах лишения свободы. И мы на время локдауна прекратили это исследование, но сейчас мы готовим доклад о доступе к суду в местах лишения свободы. И пишем о том, что в период ковида изменилось. Мы выявили, что многое зависело от регионов. В некоторых регионах действительно был запрещен доступ в колонии адвокатов, ОНК. Но в большинстве регионов никто это не запрещал. Были устные договоренности, в том числе и в Томской области, о том, что «пожалуйста, некоторое время не ходите, не посещайте», потому что все боялись. И это понятно. И многие ОНК и адвокаты сами принимали такие решения. Но по факту, таких тотальных запретов на посещение не было. Был запрет на посещение родственниками, и даже в некоторых регионах были запреты на передачи. На мой взгляд, это было чрезмерным ограничением. Но в некоторых регионах это было, опять же, на усмотрение местного руководства. Причем эти свидания не заменялись ВКС-связью, хотя можно было это сделать. 

В ряде регионов совершенно точно перестали работать суды. Они совершенно не взаимодействовали с ФСИН. Причем, даже если человек подавал ходатайство об УДО, и это ходатайство должно было быть рассмотрено, то оно не рассматривалось. Суды просто не работали. Мы, в рамках исследования, делали запросы в судебные департаменты и ФСИН, и нам пришли совершенно противоположные ответы. ФСИН говорит, что да, два месяца суды вообще не проходили ни в какой форме, даже по ВКС. А судебный департамент отвечает, что ничего не поменялось, все суды проходили по ВКС-связи. И эти два совершенно противоположных ответа по прошлому 2020 году.

Мне звонили заключенные колонии и жаловались, что два месяца не было заседания по их УДО. И только в конце мая суды начали понемногу работать.

— В период пандемии – есть вопросы к государственной статистике заболеваемости и смертности. Что в местах заключения? Насколько достоверны наши данные по смертности от КОВИДа? Она выше или ниже, чем на воле?

Ирина Протасова: Мы, к сожалению, эту тему не изучали. Но это хорошая идея, и стоит обратить на нее внимание.

Леонид Агафонов: Статистика не дает раскладки. Статистику можно взять из доклада Генерального прокурора, но она не дает данные по избыточной смертности. И мы хотя бы могли бы сравнить. По смертности в целом можно узнать из статистики Росстата. Но тюрьмы закрытые и такой статистики нет. Даже в докладе уполномоченного по правам человека по Санкт-Петербургу и Ленинградской области говорится, что местный ФСИН официально отказался предоставлять такую статистику. И предложил обратиться на сайт, они обратились туда, и отметили, что на сайте такой информации тоже нет.

Ирина Протасова:  Каждый ОНК может сделать такой запрос. Раньше в учреждениях был журнал учета происшествий и преступлений, который ОНК может проверить. Что же произошло за тот период, пока их не было. Сейчас такие журналы перестали давать, ссылаясь на персональные данные. Якобы на следствие влияет, если ОНК узнает, по каким статьям возбуждено дело на человека. Но не запрещено ОНК перед каждым посещением делать такие запросы.

— Соблюдаются ли в местах заключения протоколы лечения?

Леонид Агафонов:  Мы не можем сказать, соблюдаются ли протоколы. Мы берем данные из открытых источников, и получается, что статистика по сделанным тестам на коронавирус, общая с сотрудниками УФСИН. Где-то около 340 тысяч, как говорил главный инфекционист ФСИН. И я так думаю, что большинство тестов делали именно сотрудникам колоний. И пошла сейчас тенденция с весны, что заключенным, которые идут на этап, делают тест.

Ирина Протасова: Я могу точно сказать, что в колониях были проблемы со средствами защиты. Потому что в некоторых регионах, в рамках проекта мы выделяли средства, чтобы их купить. Нехватка была связана с тендерами, потому что у фирм, с которыми работал УФСИН, в самый пик пандемии не оказалось средств. И УФСИН не мог закупить ничего у других фирм. Деньги даже лежали на счетах, и сотрудники были в ужасе, потому что не знали, что делать. Например, в следственном изоляторе умирает сотрудник от ковида, а тот общался с заключенными, пандемия может пойти, а в СИЗО нет ни одного антисептика. И были моменты, когда мы закупали эти средства и через ОНК передавали.

Еще момент, что в колонии нельзя никак обеспечить изоляцию. Там же отрядное содержание. Конечно, если человек заболеет, то его поместят в санчасть.

Во время пандемии людей не вывозили в гражданские больницы, потому что был локдаун. Не вывозили в больницы, не вывозили на обследование по инвалидности, просто продлевали на полгода сразу. Наша организация вместе с Московской Хельсинской группой проводили мониторинг по обеспечению заключенных средствами защиты. Мы же все в масках ходили, а им вообще маски выдавали? Антисептики-то выдавали? Это ведь еще связано с тем, что все антисептики спиртосодержащие. И судя по мониторингу, никого не обеспечивали. Получается, они находились в более дискриминационном положении. А учитывая скученность и отрядное содержание, то заключенные находились в более уязвимом положении. Были же случаи, когда сотрудники колонии заражались, и в любом случае заражали заключенных.

Леонид Агафонов:  Даже в магазинах при колониях не было масок. Еще одна проблема, которая возникла, когда пошла пандемия, что все госконтракты уфсиновские полетели, потому что цены на маски возросли в разы. И те цены, которые были заявлены ФСИН, не были интересны поставщикам.

Ирина Протасова:  Во время пандемии весь мир пытался говорить о том, что не надо помещать в места лишения свободы людей, стараться не избирать меру пресечения в виде заключения под стражу, что нужно освобождать людей как можно быстрее по УДО, по болезни и так далее. Но в России эти меры не действовали. Конечно, людей также помещали в СИЗО, никто не освобождал по УДО и болезни. Хотя это были международные обязательства, которые Россия не выполняла.

И мне кажется, что если будет четвертая волна ковида, то наши колонии будут не особо готовы. Может быть, сейчас будут больше средств защиты выделять. Но если в колонии будет эпидемия ковида, то остановить ее будет нереально. Очень большая скученность народа, в отрядах 50-100 человек, которые спят нос в нос. У нас во многих регионах в колониях смежные кровати. Люди, мужчины, спят впритык. Какие там полтора метра? Конечно, не готовы у нас колонии, не готовы.

Автор:  women-in-prison.ru

— А как вакцинация проходит в колониях?

Леонид Агафонов: Этот вопрос надо изучать. В некоторых регионах вакцинация велась в обязательном порядке, так как люди не хотели вакцинироваться, и часть вакцин перекинули в систему ФСИН. И заключенных вакцинировали, чтобы улучшить показатели.

— Много сейчас говорят о пытках в колониях. Недавно вот были обнародованы видео пыток и изнасилований в колониях Саратовской, Иркутской областей, на Камчатке. Недавно были обнародованы видео пыток и изнасилований в тюремной больнице Саратова. Начальник местного ФСИН ушел в отставку, руководство больницы уволено. Что могут сделать активисты, правозащитники в таких случаях, кроме как предать огласке?

Леонид Агафонов: Публичность - самое главное. Мы вот со Славой Хроменковым обсуждаем каждую субботу ситуацию в Иркутской области. События в колонии номер 15, мы постоянно о них говорим. О пытках, изнасилованиях. Там закончилось все тем, что правозащитников всех вызвали в качестве свидетелей, и теперь они не могут давать никакой информации. Такая методика. Сложнее стало говорить об этом.

— Что сейчас происходит с вашим проектом «Женщина. Общество. Тюрьма»?
 
Леонид Агафонов: Мы живем и работаем. В Санкт-Петербурге третий месяц проходит выставка в «Открытом пространстве». Мы провели несколько мероприятий, показывали фильм «Надежда», приезжала актриса и бывшая заключенная Марина Клещева. 

Мы участвовали в семинаре, который был посвящен проблемам женщин в колониях и СИЗО, и проблемам медицины. Перед этим мы сделали альтернативный доклад в ООН по нарушению прав женщин. Но задача была не только выявить и указать нарушение прав женщин. Но и попробовать выработать механизмы решения, подключив к обсуждению региональных правозащитников.

В планах выпустить материал о проблеме трансгендерных людей, которые находятся в заключении. У нас записан ряд интервью, в том числе и с адвокатами, которые вели подобные дела. В первую очередь, нас, конечно, интересуют трансгендерные женщины. При той кастовой системе, которая есть в российских тюрьмах, эти люди – потенциальная группа для сексуального насилия. 

— Как вы думаете, поменялось ли отношение людей к заключенным? И что надо делать, чтобы оно менялось. 

Ирина Протасова: Я занимаюсь правами с 2002 года, и действительно отношение к заключенным поменялось в лучшую сторону. И это зависит от планомерной и целенаправленной работы правозащитников. Помню, я пришла в первый раз в колонию в 1998 году и это была жуткая для меня вещь.  Увидела выкрашенные синей краской стены, жуткий запах, огромное количество людей в колонии. Я поняла, что выжить можно везде, но жить в таких условиях невозможно. Сейчас мы видим, что условия содержания стали лучше.  Но опять же не везде, это зависит в первую очередь от региона. Но там, где есть общественники, там, где есть открытость, где есть возможность работать в местах лишения свободы, ситуация значительно лучше. Лично я видела, как это меняется в Республике Марий Эл.

Отвечая на вопрос, что могут сделать правозащитники, кроме огласки. Я считаю, что есть три основных момента. Правовая защита, чтобы работали юристы, и все дела, которые они брали, доводили до конца. До ЕСПЧ и так далее. Второе: обязательный общественный контроль, который не должен прекращаться. Нужно всеми силами и средствами входить в состав ОНК, проводить мониторинги, проверять СМИ и сайты, делать необходимые запросы. И третье – правовое просвещение, в первую очередь, сотрудников колоний и членов ОНК. И с сотрудниками говорить, говорить и говорить, потому что они подвержены изменениям. Они могут просто не понимать, что они нарушают. 

— В прошлом году Министерство юстиции России утвердило порядок создания филиалов исправительных центров при крупных предприятиях. То есть, работать вместо обычных работников, мигрантов, будут осужденные. А у них нет никаких прав, и что это будет наподобие ГУЛАГа.

Ирина Протасова: Я думаю, что так может быть, если в процесс не будет включена общественность. Если с нами будут общаться и обсуждать эту тему, то она будет под контролем. А если эту тему будут продвигать сотрудники ФСИН и МВД, то будет так, как вы говорите.  

Леонид Агафонов: Мы прекрасно знаем, что в колониях, хотя и говорят, что заключенные зарабатывают, получают по несколько сотен рублей зарплаты. При общей зарплате в 30 тысяч, люди получают от 200 до 1000 рублей в месяц. Естественно, там будет немного больше, но я не думаю, что люди будут получать по 20-30 тысяч. Все сведут к минимальной оплате труда. Все, как это и бывает в системе ФСИН, все свести к минимуму. Положено, как минимум, мыться не менее одного раза в неделю,  значит, будут мыться один раз в неделю. Положено будет не менее одного МРОТа получать, примерно так будет и по зарплате.

Автор: Лидия Симакова

Источник: ТВ-2, 17.10.2021


Приведенные мнения отображают позицию только их авторов и не являются позицией Московской Хельсинкской группы.

Поддержать МХГ

На протяжении десятилетий члены, сотрудники и волонтеры МХГ продолжают каждодневную работу по защите прав человека, формированию и сохранению правовой культуры в нашей стране. Мы убеждены, что Россия будет демократическим государством, где соблюдаются законы, где человек, его права и достоинство являются высшей ценностью.

45-летняя история МХГ доказывает, что даже небольшая группа людей, убежденно и последовательно отстаивающих идеалы свободы и прав человека, в состоянии изменить окружающую действительность.

Коридор свободы с каждым годом сужается, государство стремится сократить возможности независимых НКО, а в особенности – правозащитных. Ваша поддержка поможет нам и дальше оставаться на страже прав. Сделайте свой вклад в независимость правозащитного движения в России, поддержите МХГ.

Банковская карта
Яндекс.Деньги
Перевод на счет
Как вы хотите помочь:
Ежемесячно
Единоразово
300
500
1000
Введите число или выберите предложенную слева сумму.
Нужно для информировании о статусе перевода.
Не до конца заполнен телефон
Оставьте своё имя и фамилию, чтобы мы могли обращаться к Вам по имени.

Я принимаю договор-оферту

МХГ в социальных сетях

  •  

© Московская Хельсинкская Группа, 2014-2022, 16+. 
Данный сайт не является средством массовой информации и предназначен для информирования членов, сотрудников, экспертов, волонтеров, жертвователей и партнеров МХГ.